Как?! Вы не читали Пикассо?..
Рецензии: Валентин Андреев, "Ожидание"
Вслед за Деррида мы повторяем, что мир есть текст, вслед за Бодрийяром - что читатель и есть автор, вслед за Роланом Бартом - что автор умер. Значит ли это, что мы видим лишь посмертное издание созданного нашей волей, неведомой нам самим?
Со смешанными чувствами я приступил к чтению романа Валентина Андреева "Ожидание". Издание in octavo, мягкий переплёт и аляповатая обложка сыграли злую шутку с автором: роман так и остался неоценённым ни критиками, ни читателями. Немногие отзывы в печати не дают сколь бы то ни было однозначного мнения о романе.
Перед нами разворачиваются панорамные жизнеописания нескольких человек, наших современников. Волею автора героями выбраны студентка Татьяна, сантехник Петрович и судья Барабанов, и уже в этой нарочитой небрежности подразумевается, что нам могут быть представлены другие профессии и другие имена, а значит - все воедино. Поражает обилие мелких, ничего не значащих бытовых подробностей и деталей, подчас граничащих с натурализмом; столь скрупулёзная опись вызывает кощунственное желание перелистнуть несколько страниц. В океане второстепенных персонажей линии героев изредка пересекаются: Татьяна ловит попутку, но проезжающий мимо Барабанов не останавливается; в это же время Петрович чинит водопровод в общежитии Татьяны. Эти мимолётные штрихи словно подчёркивают ту единую авторскую плоскость, из которой не суждено выбраться героям.
Примерно с середины романа читатель замечает, что героями движет некое беспокойство; поступки их теряют логику, чувства приходят в смятение. Напряжение овладевает и читателем; возможно, этому способствуют эпиграфы из Откровения Иоанна Богослова или скрытое цитирование Эдгара По: крюк башенного крана раскачивается, словно маятник, в ресторане посетителям предлагают амонтильядо, на витрине сувенирного магазина соседствуют (нарочито грубо) бутылка с рукописью и красная маска. В попытках вникнуть в бессмысленные житейские перипетии на читателя сходит неожиданное и страшное озарение. Главные герои, второстепенные персонажи и даже окружающая их действительность живут в ожидании неминуемого Конца Света.
В эсхатологическом возбуждении читатель не пропускает ни одного слова, находя в искусственном, тщательно выверенном нагромождении бессмыслиц всё новые и новые подтверждения своей догадке. Явленная тайна затягивает в текст, словно в зыбучие пески, и вот уже нам, мнящим себя демиургами наравне с автором, видна надвигающаяся кульминация.
Но за две страницы до ожидаемого апофеоза роман внезапно заканчивается.
Читатель, чувствуя себя обманутым, выбрасывает книгу в мусорную урну. Немногие решатся искать в этой дважды бессмыслице, в какие игры играет с ними автор; насилуя своё воображение, они станут перечитывать роман, страница за страницей, предложение за предложением. На седьмом или одиннадцатом эпиграфе их посетит догадка куда более неожиданная и страшная, чем предыдущая: Конец Света уже наступил, но никто этого не заметил.
В хаотическом некрозе окружающего мира спокойнее считать, что роман заслужил безразличие критики по достоинству.
Вслед за Деррида мы повторяем, что мир есть текст, вслед за Бодрийяром - что читатель и есть автор, вслед за Роланом Бартом - что автор умер. Значит ли это, что мы видим лишь посмертное издание созданного нашей волей, неведомой нам самим?
Со смешанными чувствами я приступил к чтению романа Валентина Андреева "Ожидание". Издание in octavo, мягкий переплёт и аляповатая обложка сыграли злую шутку с автором: роман так и остался неоценённым ни критиками, ни читателями. Немногие отзывы в печати не дают сколь бы то ни было однозначного мнения о романе.
Перед нами разворачиваются панорамные жизнеописания нескольких человек, наших современников. Волею автора героями выбраны студентка Татьяна, сантехник Петрович и судья Барабанов, и уже в этой нарочитой небрежности подразумевается, что нам могут быть представлены другие профессии и другие имена, а значит - все воедино. Поражает обилие мелких, ничего не значащих бытовых подробностей и деталей, подчас граничащих с натурализмом; столь скрупулёзная опись вызывает кощунственное желание перелистнуть несколько страниц. В океане второстепенных персонажей линии героев изредка пересекаются: Татьяна ловит попутку, но проезжающий мимо Барабанов не останавливается; в это же время Петрович чинит водопровод в общежитии Татьяны. Эти мимолётные штрихи словно подчёркивают ту единую авторскую плоскость, из которой не суждено выбраться героям.
Примерно с середины романа читатель замечает, что героями движет некое беспокойство; поступки их теряют логику, чувства приходят в смятение. Напряжение овладевает и читателем; возможно, этому способствуют эпиграфы из Откровения Иоанна Богослова или скрытое цитирование Эдгара По: крюк башенного крана раскачивается, словно маятник, в ресторане посетителям предлагают амонтильядо, на витрине сувенирного магазина соседствуют (нарочито грубо) бутылка с рукописью и красная маска. В попытках вникнуть в бессмысленные житейские перипетии на читателя сходит неожиданное и страшное озарение. Главные герои, второстепенные персонажи и даже окружающая их действительность живут в ожидании неминуемого Конца Света.
В эсхатологическом возбуждении читатель не пропускает ни одного слова, находя в искусственном, тщательно выверенном нагромождении бессмыслиц всё новые и новые подтверждения своей догадке. Явленная тайна затягивает в текст, словно в зыбучие пески, и вот уже нам, мнящим себя демиургами наравне с автором, видна надвигающаяся кульминация.
Но за две страницы до ожидаемого апофеоза роман внезапно заканчивается.
Читатель, чувствуя себя обманутым, выбрасывает книгу в мусорную урну. Немногие решатся искать в этой дважды бессмыслице, в какие игры играет с ними автор; насилуя своё воображение, они станут перечитывать роман, страница за страницей, предложение за предложением. На седьмом или одиннадцатом эпиграфе их посетит догадка куда более неожиданная и страшная, чем предыдущая: Конец Света уже наступил, но никто этого не заметил.
В хаотическом некрозе окружающего мира спокойнее считать, что роман заслужил безразличие критики по достоинству.
@настроение:
Я не Х, я другой... какие три слова мы заменили на Х? =)